Сказания о Титанах. Мифы и легенды - Страница 10

И неистовый, в слепом гневе от скорби по другу, потряс он плечами край неба, чтобы мир богов пошатнулся.

Заходило небо ходуном. Покатились по небу сами собой грома — не грома, а колеса небесных телег, соскочившие с осей мировых, — и не просто колеса, а молоты: что ни спица — то молот, что ни обод — то молот, что ни само колесо — то молот. Ох, и молоты в небе!

Только над Чудо-горой не гремят эти молоты. Да где ты, Чудо-гора!

Обрушил бы небо богов Небодержатель от горя по утрате друга. Но не мог Атлант оторвать рук от небосвода. Держит небо его руки, — словно припаяны к нему.

Так остался мир богов нерушимым. И живая жизнь не погибла.

Тогда тяжко застонал огромно-могучий титан:

— Вы, бессильные руки титана! Обманула меня моя мощь.

И повисла в углу его глаза, на реснице, сожженной зноем, слеза. Покатилась по каменным складкам щеки и упала на землю каплей-морем у ног Атланта. Уступила слезе почва земли, углубилась гранитной чашей, и стала слеза Атланта озером.

Пока скорбная весть о смерти Хирона летела через горы и моря к Атланту, шел от гор Кавказа, от столпа Востока, к пределам Атлантовым, к столпу Заката, за золотыми яблоками — Геракл.

Что так низко опустился над либийской пустыней Солнце-Гелий, замедляя бег-полет солнечных коней, когда Геракл шагал по раскаленным пескам пустыни? Зачем наклонился, почти выпал из возка-колесницы древний титан-солнцебог? Изо рта его — зной. Из ноздрей его коней — зной. Под копытами конскими — зной. Выпит воздух полуднем.

Изнемог Геракл. Боль высверливала обожженные стопы. А бог сеет по пустыне лучи-глаза. В каждой песчинке — солнечный глаз. Жгуч он!

И вот снял Гелий с головы венец солнца и, опустив руку с венцом к земле, держит его над самым теменем Геракла. Будто плавится череп, сжигается мысль… Шары огненные перед глазами…

Не вынес герой. Сорвал с плеча лук, наложил на тетиву стрелу с кипящим от жара ядом лернейским и прицелился в бога-титана:

— Отступи от Геракла, Гелий! Поднимись на высоты неба, к своей проезжей дороге. Не знакома мне помощь богов и не жду награды за труд и подвиг. Что же ты угнетаешь меня? Отступи от Геракла, Гелий, или спущу я в тебя с тетивы стрелу!

Изумился Гелий отваге героя. Смертный поднял руку на Солнце. Даже боги не дерзали на это.

Не хотел титан солнца допустить Геракла к саду Гесперид. Знал: оборвет Истребитель яблоки Геи, надежду титанов, убьет стража яблони — дракона Ладона, повергнет в горе Вечерних нимф-девоптиц.

Изумился Гелий каждым глазом-лучом. Не страшат его стрелы Геракла. Далеко им до Солнца, станут пеплом в пути. Пострашнее есть стрелы для глаз-лучей Солнца — золотые лучи-стрелы юного Аполлона.

Но почтил Гелий по правде титановой мужество героя Геракла. Взвились крылатые кони. Унеслась ввысь колесница-возок. Дохнул Воздух.

Но лука грозящего не опустил герой-полубог.

— Стой! — воскликнул Геракл. — Не скачи так, сияющий бог! Еще надо Гераклу переплыть океан. Дай мне твою чашу-челн золотой, на котором ты плывешь от заката к Красным морям — на восход. По волнам океана нет пути челну смертного.

И ответил Гераклу из дали небес в изумлении перед смертным древний титан:

— У Тартессы, в Гиперборее.

У Тартессы, в граде, где спят Чудеса всего мира, пока им не придет срок родиться и выйти к смертным на землю, — там, в дальней Гиперборее, у берега океана ждала Геракла чаша-челн золотой. И выплыл Геракл в океан к пределам Атлантовым, к саду Гесперид.

Встревожили сестры-океаниды отца Океана:

— К саду Гесперид Геракл плывет. Взял у Солнца челн золотой. К Атланту держит он путь. Испытай его думы и силу, отец. Не расхитит ли титановы яблоки?

Пошли волны по реке-океану,
Закружили, закачали золотую чашу,
Перебрасывают ее, словно чурку, с бока на бок,
Наклоняют, чтобы вверх дном поставить.
А под каждой волной — океанида.
А под самым дном чаши — сам отец Океан.
Не показываются Гераклу:
Под водами подняли бурю.
Налегает герой на золотое весло:
Кружится на месте чаша,
Будто кто ее на пальце вертит.
Глубока челн-чаша золотая,
А воды в ней все больше и больше.
Не придет на выручку Гераклу
Ни бог, ни титан, ни смертный.
Кружит чашу сам отец Океан
Меж пределами живой жизни и мертвой.
Вдруг презлая поднялась волна:
Как тряхнуло золотую чашу,
Поставило ее на ребро боком,
Покатило колесом по воде
Обратно к чудо-городу Тартессе!
Тут дубинка и лук Геракла
Упали на дно океана.
Полна воды чаша золотая,
Сидит по шею в воде герой.
Ухватился за борт рукою,
Ногою в другой борт уперся,
Подвел золотое весло под борт чаши,
Хочет опрокинуть чашу на днище.
И видит, держит ее под водой на ладони
Сам отец океанид — Океан.
Тут неистовый герой в гневе
Поднял весло на титана:
— Опусти ладонь, титан Океан,
Или отобью ее от чаши золотым веслом!
Не препятствуй пути Геракла, —
Еще никто на земле — ни бог, ни титан —
Не поднимал руку на праотца Океана,
Не было на свете такого:
Он вне битв и борьбы.
Изумился древний седой Океан,
Изумился еще сильнее, чем Гелий,
И, как Гелий, по закону титановой правды,
Почтил отвагу героя.
Ушли волны в глубь Мировой реки.
Словно выгладило реку небом.
И вынесли океаниды
Дубинку и лук героя,
Упавшие на дно океана.
И ступил на берег Геракл.

Снова шел он пустыней в зной, по раскаленным пескам, упорно ступая обожженными пятами, и дошел до Горы-Человека.